Конспект Что мы узнали из книги «Руководство астронавта по жизни на Земле. Конспект Что мы узнали из книги «Руководство астронавта по жизни на Земле Стремление быть никем

Астронавт Крис Хэдфилд - первый в истории канадец - командир МКС, ставший звездой интернета благодаря кавер-версии песни Дэвида Боуи «Space Oddity» и снятому прямо на станции клипу , - предстает на страницах своей книги именно таким, каким, вероятно, советская идеологическая машина хотела видеть пионеров, мечтающих стать космонавтами: способным, прилежным, дисциплинированным, скромным, спортивным, ставящим интересы коллектива выше собственных (Хэдфилд называет это «экспедиционной моделью поведения») да еще и примерным семьянином и большим другом России в придачу. Хэдфилд искренне хочет убедить читателя, что летать в космос - круто, но доказывает, что астронавты - это не супергерои (такие со всеми перессорятся в самый ответственный момент), а скромные и прилежные работяги, большая часть жизни которых проходит в напряженных, но незаметных трудах. За свою 21-летнюю карьеру Хэдфилд был в космосе трижды, причем продолжительным был лишь его последний полет. Все остальные годы своей работы он занимался разными, иногда весьма неожиданными вещами на Земле.

Из чего состоит жизнь астронавта

Постоянное обучение

Счастливчики, прошедшие зубодробительный отбор и ставшие астронавтами, не почивают на лаврах, так как попадают в самый низ «космической пирамиды». Даже усердно готовившиеся не знают о своей новой профессии почти ничего, так как ей не учат. Из-за этого чуть ли не основное содержание работы астронавта сводится к постоянному обучению в течение всей карьеры. Человек, которого отправят в космос, должен держать в голове колоссальные объемы информации и быть готовым в критической ситуации извлечь из памяти нужные сведения в течение пары секунд. Стереотип о крутых парнях разрушается: на самом деле астронавты - это вечные студенты-очкарики, которые даже в выходные не вылезают из учебников.

Подробнейшие инструкции по всему на свете

Характерная черта работы космических агентств - гигантское количество подробнейших инструкций, которые касаются самых мелких аспектов полета. Любые действия астронавта, от запуска двигателей до общения с прессой, продумываются, фиксируются и моделируются - постоянные тренировки любых связанных с полетом процессов прямо вытекают из предыдущего пункта. Смысл в том, что в НАСА стараются исключить любую импровизацию: как бы ни развивались события, астронавт должен знать, что предписано делать в такой ситуации, и четко выполнять инструкции. А для этого все их надо знать назубок.

Моделирование смерти

Так как абсолютно любая возможная ситуация в полете заранее многократно моделируется на Земле, важное место в тренировках занимает так называемое «моделирование непредвиденных обстоятельств» - так политкорректно называют смерть астронавта. В присутствии самого «мертвеца» проговаривается все: как поступить с трупом, как быстро он будет разлагаться на МКС, как отбиться от журналистов и как сообщить о трагедии жене астронавта. Жена потенциального погибшего обычно тоже присутствует на такой тренировке для пущего реализма.

Тренинги по выживанию

Чтобы «непредвиденные обстоятельства» все же не наступили, астронавты помимо досконального изучения работы в космосе регулярно проходят так называемые тренинги по выживанию - высокогорные экспедиции, арктические переходы, глубоководные погружения. Будущих представителей Земли в космосе учат выживанию и командной работе в самых экстремальных условиях, вырабатывая навыки, которые могут пригодиться, если в подробнейших инструкциях все же что-то не будет учтено.

Многозадачность на Земле и в космосе

И все же непосредственная подготовка к запуску составляет далеко не всю работу астронавта. Принцип НАСА состоит в том, что карьеры там идут не по восходящей: проснувшийся медийной звездой после успешного полета астронавт по завершении экспедиции может стать простым инструктором, сотрудником одного из исследовательских отделов или в лучшем случае дублером нового экипажа. Но лет через пять у него снова появится шанс вернуться на стартовую площадку. Хэдфилд за свою карьеру был и инженером, и оператором связи (человек, который непосредственно разговаривает с экипажем МКС с Земли), и представителем НАСА в России. Такая многозадачность лишний раз тренирует навыки командной работы и уберегает от звездной болезни. Что-то подобное происходит и в космосе - однажды Крис одновременно выполнял две важнейшие операции: экстренно помогал открывать люк для выхода своих российских коллег в открытый космос и чинил при этом прохудившийся туалет.

Сопровождение семей

Когда экипаж отправляется на орбиту, другие астронавты назначаются сопровождающими семей тех, кто улетел далеко от Земли. Это значит, что они выполняют, по сути, обязанности персональных помощников жен, детей и других родственников, приехавших попрощаться, - от заказа для них авиабилетов до обеспечения нужной температуры в гостиничных номерах. Время перед стартом, которое астронавт проводит в сосредоточенной подготовке, для его семьи обычно оказывается ужасно суматошным: попробуйте вывезти пару десятков американских родственников в зимний Казахстан. Семейный помощник опекает и помогает в быту семье своего коллеги, пока тот не вернется с орбиты, и однажды, возможно, они поменяются ролями.

Пара клизм перед стартом

Не меньше недели перед запуском астронавты живут в условиях карантина - их охраняют, они не могут ни с кем видеться, а с родными и прессой общаются через толстое стекло. Это делается, чтобы защитить их от любых возможных инфекций. Строгая диета не избавляет космонавтов от нескольких клизм перед стартом, ну а окончательно автор развенчивает образ супергероев сообщением, что в полет они отправляются в памперсах: в течение многих часов у них не будет никакой возможности покинуть свои кресла.

Причуды и традиции Байконура

После того как в 2011 году была завершена американская программа Space Shuttle, единственной возможностью попасть на МКС остались российские «Союзы», отправляющиеся с Байконура. Поездка в Казахстан для североамериканцев и их семей становится особым приключением. Хэдфилд описывает, как отторжение холодной и неприветливой степи сменяется восторгом от хороших условий (комфортнее, чем на мысе Канаверал), вечеринок с ведрами водки и танцами на столах (конечно, для родственников, а не для самих астронавтов), объясняет, что пельмени - это русская разновидность равиоли, шашлык - барбекю, а творог - домашнего сыра, и отмечает многочисленные и странные для американцев традиции: выпить глоток ракетного топлива с конструкторами корабля, посмотреть «Белое солнце пустыни» («русский фильм, главный герой которого чем-то напоминает Лоуренса Аравийского») накануне вылета, не смотреть на корабль в вертикальном положении до дня запуска, присесть на дорожку, встать под благословение священника, получить пинок под зад от высокопоставленного чиновника и помочиться на заднее правое колесо автобуса, подвозящего космонавтов к ракете, - по легенде, так сделал в 1961 году Юрий Гагарин.

Работа на орбите

МКС состоит из четырех основных модулей - российского, американского, европейского и японского. Полный экипаж станции состоит из 6 человек, иногда там остаются лишь трое - когда одни уже улетели, а сменщики еще не прибыли. Представители разных стран работают в своих отсеках и могут не встречаться пару-тройку дней, хотя, конечно, все трудные задачи решаются сообща, да и свободное время космонавты и астронавты предпочитают проводить вместе. Работа состоит из многочисленных научных экспериментов, многие из которых длятся годами, и постоянного ухода за станцией. Иногда приходится работать в открытом космосе - случается это нечасто, но на подготовку уходит много дней. Каждый экипаж из трех человек проводит на МКС несколько месяцев.

Быт на орбите

Из-за невесомости любое действие на орбите отличается от земного. Например, на МКС не принимают душ, так как капли неизбежно разлетелись бы во все стороны, а лишь обтираются влажными тряпками. Любое действие с мелкими отходами, включая поход (точнее, полет) в туалет, приходится делать со включенным пылесосом в руке. Стены станции изнутри обиты ворсистой частью липучки, а предметы - крючковатой, чтобы их можно было прикрепить к стене, и это единственный способ удержать что-то на месте. Правда, астронавтам все равно приходится регулярно чистить стены от варенья, которое улетает с тостов, и другого мусора. Так как в невесомости требуется гораздо меньше мышечных усилий, для поддержания формы на МКС есть спортивные тренажеры. Сейчас на станции имеются персональные ноутбуки и быстрый интернет - Хэдфилд выкладывал видео на ютьюбе, смотрел матчи «Торонто Мейпл Ливс» и говорил с родными прямо из космоса. Спят астронавты в спальных мешках, прикрепленных к стене, как бабочки в коконах, но подушки и матрасы не требуются: во сне на МКС люди продолжают точно так же парить в воздухе.

• Издательство Альпина нон-фикшн, Москва, 2015

Кому не интересно узнать, как устроены жилые модули МКС, как в космосе чистят зубы, как едят, спят и ходят в туалет? Чему обучают космонавтов перед полетом и чем руководствуются при наборе команды? Какие навыки необходимы на орбите и почему они полезны в повседневной жизни на Земле? Крис Хэдфилд провел в космосе почти 4000 часов и считается одним из самых опытных и популярных астронавтов в мире. Его знания о космических полетах и умение рассказать о них интересно и увлекательно уникальны. Однако эта книга не только о том, что представляют собой полет в космос и жизнь на орбите.

Это история человека, который мечтал о космосе с девяти лет - и смог реализовать свою мечту, хотя, казалось бы, шансов на это не было никаких. Это настоящий учебник жизни для тех, у кого есть мечта и стремление ее реализовать.

Мне не была предначертана судьба астронавта. Астронавтом я должен был сделать себя сам.

Не важно, насколько ситуация плоха, вы всегда сможете сделать ее еще хуже.

Квадратный астронавт, круглый люк. В этом вся история моей жизни. Вечное стремление разгадать, как добраться туда, куда я хочу, когда войти через дверь невозможно.

От того, как я проживу каждый свой день, на какие дела я потрачу время, будет зависеть, каким человеком я стану.

Совсем не нужно быть супергероем. Умение сопереживать и хорошее чувство юмора зачастую оказываются важнее.

Астронавтов учат, что лучший способ снизить стресс — это беспокоиться о мелочах. Нас приучают смотреть на все с худшей стороны и представлять себе самое плохое, что только может произойти. На самом деле при тренировке на стимуляторах самый частый вопрос, который мы учимся задавать самим себе, звучит так: «Ну что ж, и какая будет следующая причина, по которой я могу погибнуть?»

Шесть секунд до старта. Запустились двигатели, и нас толкнуло вперёд под действием этой новой мощной силы, приложенной к кораблю, который сначала накренился немного вбок, а затем снова вытянулся вертикально в струну. В этот момент в кабине - мощная вибрация и сильный шум. Ощущение, как будто огромный пёс схватил нас своими челюстями и треплет, а потом, усмирённый гигантским невидимым хозяином, выплюнул нас прямо в небо, прочь от Земли. Чувство волшебства, победы, мечты.

А ещё есть ощущение, что огромный грузовик на максимальной скорости только что врезался нам в бок. Но это нормально, ожидаемо, нас предупреждали, что так будет. Я просто продолжал держать ухо востро, бегло прокручивал в голове свои таблицы и контрольные списки, не сводил глаз с кнопок и лампочек над моей головой, поглядывал на мониторы компьютеров на предмет сигналов о проблемах, пытался не моргать. Пусковая башня уже давно была позади, и мы с рёвом неслись вверх, вдавливаемые в свои кресла с нарастающей силой,
в то время как топливо нашей ракеты сгорало и она становилась легче. Спустя 45 секунд ракета преодолела скорость звука. Ещё через 30 мы летели выше и быстрее, чем «Конкорд»: достигли числа Маха, равного двум, и продолжали набирать обороты. Как в гоночном автомобиле, только во много раз круче.

Я в космосе, невесомый, и чтобы попасть сюда, потребовалось всего лишь 8 минут и 42 секунды. Ну, плюс несколько тысяч дней подготовки

Через две минуты после старта мы неслись со скоростью, примерно в шесть раз превышающей скорость звука, а когда отошла первая ступень ускорителя, рванули вверх с новой силой. Я был полностью сконцентрирован на контроле параметров, но краем глаза заметил, как изменился цвет неба от светло-голубого до тёмно-синего, а потом и чёрного.

Затем внезапно наступила тишина: мы достигли числа Маха 25, орбитальной скорости, двигатели постепенно затихли, и я заметил, как несколько частичек пыли медленно поплыли вверх. Вверх. Я на несколько секунд отвлёкся от своих контрольных списков и смотрел, как они парили в воздухе и потом замерли, вместо того чтобы грохнуться на пол. Я почувствовал себя маленьким ребёнком, волшебником, самым счастливым человеком. Я в космосе, невесомый, и чтобы попасть сюда, потребовалось всего лишь 8 минут и 42 секунды. Ну, плюс несколько тысяч дней подготовки.

Подготовка

Иногда, когда люди узнают, что я астронавт, они спрашивают: «А чем ты занимаешься, когда не летаешь в космос?» У них сложилось впечатление, что между запусками мы большей частью проводим время в комнатах ожидания в Хьюстоне и переводим дыхание перед следующим стартом. Обычно об астронавтах слышно тогда, когда они уже в космосе или собираются туда отправиться, поэтому такое впечатление не лишено оснований. Мне всегда кажется, что я разочаровываю людей, когда рассказываю им правду: почти всю свою трудовую жизнь мы проводим в тренировках на Земле.

В разные годы мне пришлось исполнять множество ролей, начиная от члена различных комиссий и заканчивая главой центра управления Международной космической станцией в Хьюстоне. Самая длительная работа в наземных службах, которой мне пришлось заниматься и на которой я, как мне кажется, принес много пользы, - оператора связи - сотрудника наземной космической службы, ведущего из центра управления полётами переговоры с космонавтами на орбите. Оператор связи выступает основным каналом информации между центром управления и астронавтами на орбите, и его работа - это нескончаемое испытание, похожее на кроссворд, который разрастается с той же скоростью, с которой вы его заполняете.

Когда в апреле 2011 года я снова полетел в космос в составе миссии STS-100, я уже гораздо полнее представлял себе всю сложную мозаику космического полёта, а не только свою маленькую роль в ней. Не буду обманывать, что не обрадовался бы шансу отправиться в космос раньше (понятно, что американские астронавты имели приоритет при распределении полётов шаттлов, ведь эти космические корабли производились в США и принадлежали американскому государству).

Открытый космос

Выйти в открытый космос - это почти как вскарабкаться на гору, поднять штангу, починить маленькую машинку и исполнить замысловатое балетное па,
и всё это одновременно, будучи при этом упакованным в громоздкий скафандр, который обдирает пальцы и ключицы. При нулевой гравитации многие простые задачи становятся невероятно трудными. Даже просто провернуть гаечный ключ, чтобы закрутить болт, может оказаться так же сложно, как поменять колесо на автомобиле, стоя на коньках с вратарскими перчатками на руках.

Выйти в открытый космос - это почти как вскарабкаться на гору, поднять штангу, починить маленькую машинку и исполнить замысловатое балетное па, и всё это одновременно

Поэтому каждый выход в открытый космос становится плодом многолетних чётко скоординированных усилий сотен людей и незаметного упорного труда, затраченного для того, чтобы убедиться, что предусмотрены все детали и случайности исключены. Сверхпланирование здесь необходимо, поскольку работа за бортом корабля всегда опасна. Вы рискуете, находясь в вакууме, который совершенно несовместим с жизнью. Если случится неприятность, вы не сможете просто умчаться обратно на корабль.

Я буквально годами практиковался работе в невесомости в гидролаборатории Neutral Buoyancy Lab, которая представляет собой по существу огромный бассейн в Космическом центре Джонсона. Опыт, полученный мной в первом космическом полёте и во время работы в Центре управления полётами, научил меня, как лучше расставлять приоритеты, как определить, что по-настоящему важно, а что просто было бы неплохо знать. Что означает оказаться за пределами МКС, как перемещаться около станции так, чтобы ничего не сломать, как проводить ремонт и настройку оборудования в реальном времени - это те главные вещи, которые мне необходимо было понять. На тренировках в бассейне я должен был отработать до автоматизма каждый свой шаг и каждое действие. Такой была моя задача.

Россия

В 2001 году я стал директором по операциям НАСА в России. В те времена большинство американских астронавтов не жаждало получить такую работу. Одних смущали былые противоречия и напряжённость между двумя странами, другие были не в восторге от того, что придётся столкнуться с чужой культурой (где даже алфавит абсолютно другой), лютыми зимами и отсутствием современных устройств, делающих жизнь комфортнее, таких как посудомоечные машины или сушилки для одежды. А вот для канадца, который успешно адаптировался к медлительности техасской речи и влажности
северной части Мексиканского залива, возможность несколько лет пожить в ещё одной зарубежной стране представлялась весьма захватывающей, так что я был счастлив получить это назначение. Я хотел извлечь максимальную пользу из проведённого там времени, поэтому мы с Хелен пошли на дополнительные курсы русского языка (трое наших детей в это время учились в канадских пансионах и университетах). Хелен перешла на удалённую работу в Хьюстоне, поэтому могла проводить почти каждый месяц со мной в Звёздном городке - учебном центре для космонавтов, расположенном примерно в часе езды от Москвы. В Звёздном НАСА построило для американцев несколько индивидуальных таунхаусов, и мы могли переехать в один из них. Но вместо этого мы поселились в обычном российском многоквартирном доме, решив, что таким образом у нас будет больше возможностей узнать страну и её людей.

Пока мы с Володей смотрели футбол, мы изрезали 70 килограммов мяса, извели по мешку лука и помидоров на салаты и выпили всё, что было в доме

Так и случилось. Нам приходилось много говорить по-русски. Мы с соседями устраивали отличные вечеринки с музыкой, танцами и совместным приготовлением шашлыка - очень вкусным русским вариантом барбекю. Помню, как один из местных водителей, Володя, решил посвятить меня в мистический процесс выбора, нарезки и приготовления мяса для шашлыка. На это ушло полдня, а потом ещё два дня мне потребовалось, чтобы прийти в себя. Водкой мы благословляли мясо, молдавским коньяком поднимали тост за всю
родословную свиньи, потягивали русское пиво, пока нарезали не до конца размороженную свинину на кусочки, красное вино вливали в маринад и в самих себя, и к концу дня мы произносили эмоциональные речи о красоте сырого мяса и мужских дружеских узах. Пока мы с Володей смотрели футбол на зернистом 10-дюймовом телеэкране, мы изрезали 70 килограммов мяса, извели по мешку лука и помидоров на салаты, в которые добавили несколько пучков разных измельчённых трав и приправ, и выпили всё, что было в доме. К концу вечера были готовы пять переполненных вёдер с нарезанной свининой, которую
полагалось пожарить на следующий день на огне. Мы стали почти одной семьёй (что оказалось очень кстати, ведь я забыл у Володи дома все свои вещи: пальто, шапку, камеру и ключи). И ещё я остался горд собой, потому что в автобусе, который отвозил меня домой, я смог сдержаться, и меня не вырвало. Ну а лучший, испытанный временем рецепт приготовления шашлыка, которому мы так тщательно следовали, так и остался для меня секретом, потому как я совершенно не помню, что и как именно мы делали.

Навыки

Многие из освоенных мною методик были довольно простыми, но при этом неожиданными и алогичными, в некоторых случаях похожими на остроумный афоризм, перевёрнутый с ног на голову. Астронавтов учат, что лучший способ снизить стресс - это беспокоиться о мелочах. Нас приучают смотреть на всё с худшей стороны и представлять себе самое плохое, что только может произойти. На самом деле при тренировке на симуляторах самый частый вопрос, который мы учимся задавать самим себе, звучит так: «Ну что ж, и какая будет следующая причина, по которой я могу погибнуть?» Ещё мы узнаём, что действовать как астронавт означает, кроме прочего, помогать семьям друг друга во время старта: привозить им еду, выполнять их поручения, держать дамские сумочки и бегать за салфетками. Конечно, преимущественно мы изучаем сложные технические вещи, но некоторые из них оказываются удивительно земными. Каждый астронавт сможет починить засорившийся туалет - нам постоянно приходится делать это в космосе. И каждый из нас умеет тщательно и дотошно упаковать вещи - нас этому научил «Союз», где все до одного предметы багажа должны быть строго определённым образом закреплены, иначе нарушится развесовка и балансировка корабля.

Страх

У людей сложилось представление, что, должно быть, очень страшно находиться в ракете с ревущими и изрыгающими пламя двигателями. Конечно, если вас
выдернут с улицы, затолкают в ракету и скажут, что до старта осталось четыре минуты, и так, между прочим, предупредят, что одно ваше неверное движение погубит и вас, и всех остальных - да, будет очень страшно. Но меня-то годами готовили, многочисленные группы экспертов помогали мне продумать,
как справиться почти с любой мыслимой ситуацией, которая могла произойти между взлётом и посадкой, поэтому мне не страшно. Как и любой астронавт, я участвовал в настолько большом числе очень реалистичных имитаций космического полёта, что, когда, в конце концов, двигатели запустились и заревели по-настоящему, моим главным чувством стал вовсе не страх. Я испытал облегчение - наконец-то.

Я всё ещё боюсь стоять на краю пропасти. Однако в самолёте или
в космическом корабле я уверен,
что не упаду вниз

По моему опыту, страх возникает тогда, когда не знаешь, чего ждать, и сомневаешься, что можешь контролировать происходящее. Если понимаешь, чего опасаться, то уже не чувствуешь себя беспомощным и боишься гораздо меньше. А вот когда информации не хватает, всё кажется опасным. Мне очень хорошо знакомо это ощущение, ведь я боюсь высоты. Когда я стою на краю обрыва или смотрю вниз с балкона высотного дома, у меня начинается бурление в желудке, ладони потеют, а ноги отказываются идти вопреки растущей панике, которая требует, чтобы я вернулся в безопасное место немедленно. Тем не менее эта физиологическая реакция меня нисколько не беспокоит. Думаю, каждому следует бояться высоты. Это всего лишь здравое чувство самосохранения, так же как боязнь питонов или бешеных быков.

Но я признаю, что для астронавта или лётчика боязнь высоты как-то не уместна и даже нелепа. Как я буду работать, если даже подъём на высоту вызывает во мне первобытный страх? А ответ прост: я научился не обращать на свой страх
внимания. Я всё ещё боюсь стоять на краю пропасти. Однако в самолёте или в космическом корабле я уверен, что не упаду вниз, хотя знаю, что нахожусь на большой высоте. Крылья, конструкция летательного аппарата, двигатели, скорость - всё это удерживает меня на высоте точно так же, как земная поверхность держит внизу на Земле. Знание и опыт позволяют мне чувствовать себя относительно комфортно на высоте.

Книга предоставлена издательством «Альпина паблишер»

Я знаю пять имен космонавтов: Гагрин раз, Титов два, Леонов три, Терешкова четыре, Армстронг пять. Собственно всё. Остальные имена я либо не помню, либо не знаю, а между тем, если верить Википедии на 25 ноября 2014 года насчитывалось 538 человек, совершивших орбитальный космический полёт. Один из них Кристофер Остин Хэдфилд, канадский лётчик-испытатель, астронавт канадского космического агентства, имеющий за плечами три космических полета, и автор книги «Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите ». Надо заметить, это «короткое» и «легкое» название точно отражает авторский стиль Хэдфилда, он немного нудноват и склонен к громоздким конструкциям и повторам. Но это совершенно не мешает мне считать книгу крутой и очень важной.

В некотором роде, «Руководство астронавта» можно считать не только научно-популярной книгой о редкой профессии, но и пособием по мотивации и целеустремленности из раздела «Психология». Первые страницы, напоминали мне чем-то старую любимую повесть Хайнлайна «Имею скафандр – готов путешествовать»: «Везение» - сентиментальное слово. Ты считаешь невероятным везением то, что оказался на поле в скафандре, когда моя дочь звала на помощь. Но это не везение. Почему ты принимал ее волну? Потому, что был в скафандре. Почему ты был в скафандре? Потому, что всеми силами стремился в космос. И когда ее корабль послал сигналы, ты ответил. Если это «везение», то спортсмену «везет» каждый раз, когда он попадает ракеткой по мячу»

Хэдфилд пишет примерно о том же. Если ты к чему-то стремишься, если ты о чем-то мечтаешь - готовься к этому. Если у тебя есть хоть малейший шанс спеть с Элтоном Джоном – выучи его песню и когда судьба даст тебе шанс ты не облажаешься. Сюда же, к области психологии, можно отнести и вполне рациональные технические вещи, такие как отработка протоколов в процессе полета и пребывания на МКС. Как вам сама постановка вопроса: вот я на МКС, что может меня здесь убить? Пожар. Как это избежать? Пункт первый - делай так. Пункт второй - делай вот так. Никакой паники. Никакого хаоса. Просто следование протоколу. Звучит незатейливо, но в этом есть глубокий смысл. Если на серьезную проблему смотреть с позиции «ааабожемоймывсеумрем», то она чудовищна и неразрешима. А если составлять структурированный план

Любопытные нюансы, которые мне особо запомнились. Например, одно из последних собеседований, которые проходят соискатели на должность астронавта - с PR-службой НАСА, потому что (как я поняла) для них астронавт – фигура публичная, это должен быть человек, который будет пропагандировать работу НАСА и заниматься просветительской деятельностью. Казалось бы, какая разница умеет космонавт вести себя на пресс-конференции или нет? Выглядит немного странно, но смысл в этом есть. Тот же Хэдфилд, делал ролики о жизни на МКС и записал в невесомости уникальный клип на песню Дэвида Боуи Space Oddity, и получил миллионы просмотров на YouTube – это пример просто фантастически удачного пиара для НАСА!

Или вот социальный аспект. Когда человек в космосе, за его семьей закрепляется семейный помощник, это его коллега-астронавт, этакий «муж на замену». В его обязанности входит помогать семье во всем и поддержать их, если случится несчастье – все и всегда помнят о возможности такого исхода. Вообще, в изложении Хэдфилда, американский подход к космической программе кажется намного более человекоориентированным, чем российский.

Еще Хэдфилд рассказывает о вечеринках для родственников перед стартом, о русской предполетной традиции смотреть «Белое солнце пустыни», о разнице между Шаттлами и Союзами (между прочим, закрытие программы шаттлов в 2011 навсегда лишило десятки астронавтов шанса попасть в космос - они оказались слишком высоки для нашего компактного Союза!), о G-метре, который свой у каждой команды и всегда укажет членам экипажа начало невесомости. Так много необычного для меня рассказывает Хэдфилд, что я не обращаю внимания на порой излишне менторский тон, на некоторую эгоцентричность мировосприятия и склонность к самолюбованию, тем более что и на похвалы коллегам он не скупится.

У книги есть неожиданный эффект, рассказывая о бытовых мелочах, об учебе, работе и снова учебе, о выживании человека в самом неприспособленном для этого месте на свете, Хэдфилд удивительным образом делает космос ближе, он словно снимает романтический флер, созданный книгами и фильмами жанра Sci-Fi, и показывает реальность. И ты понимаешь, что космос это не часть голливудской мифологии, это наша с вами жизнь. Каждый день там, над нами, находятся люди, простые люди как я или вы, но, в то же время, это люди, которое творят, будущее. Да, это несколько пафосное высказывание и, конечно, я понимаю, что за каждым полетом одного человека стоит труд тысячи людей – физиков, химиков, конструкторов, техников, врачей, связистов и многих других. Но все же, космонавт (астронавт) – это звучит гордо для человечества))))

Esquire публикует отрывок из книги Криса Хэдфилда «Руководство астронавта по жизни на земле», от издательствеа «Альпина нон-фикшн».

Командир МКС, ставший звездой интернета благодаря кавер-версии песни Дэвида Боуи «Space Oddity» и снятому прямо на станции клипу, канадец Крис Хэдфилд провел в космосе почти 4000 часов и считается одним из самых опытных и популярных астронавтов в мире.

Когда мы втроем поднялись на вершину трапа, техники втолкнули нас в миниатюрный лифт, который громыхал, поднимая нас. Потом нас впихнули в тесную будку с дырой в боку,напоминающую жилище эскимосов - иглу. Мы сняли свои белые покрывала и по одному вползли через люк внутрь орбитального модуля. Я был пилотом и должен был сидеть слева от командира, и я вошел первым, потому как до моего места добраться было труднее всего. После взлета орбитальный модуль станет, по существу, нашей жилой комнатой, но сейчас было странно видеть, что он почти до потолка заполнен всяким оборудованием и припасами.

Нужно было еще много чего сделать, прежде чем мы сможем взлететь, и самой важной была проверка герметичности. Мы должны были убедиться, что все люки нашего корабля плотно закрыты. Проверили: все в порядке. Затем нужно было проверить герметичность наших скафандров «Сокол», чтобы в случае разгерметизации «Союза» они могли стать, по сути, нашими индивидуальными кораблями и помочь нам выиграть время, чтобы вернуться на Землю. Без них мы погибнем от недостатка кислорода быстро, но не безболезненно. Сначала мы закрыли и заблокировали наши шлемы, напомнив друг другу, что должны услышать два щелчка. Потом использовали регуляторы на скафандре, чтобы надуть наших «Соколов», как воздушные шары. Не самое приятное чувство - при этом сильно закладывает уши, но зато мы знаем, что можем положиться на наши скафандры в критической ситуации примерно на 25 секунд. Мы подождали положенные три минуты, чтобы и наземные службы убедились, что все в порядке, а затем с хлопком открыли наши шлемы и выключили подачу кислорода. В модуле его и так уже было достаточно - повышать риск возникновения пожара нам было ни к чему.

А снаружи в это время от нашего корабля убирали платформу - подвижную конструкцию с лестницей, лифтом и небольшой комнатой. До взлета оставалось примерно 40 минут. Юрий спросил нас, какие песни мы хотели бы послушать, пока ждем старта. Несколько песен он выбрал для нас сам. Он нас отлично знал. Как только заиграла музыка, мы заулыбались, понимая особое значение каждой из этих песен для нас. Для Тома звучала классическая гитара. Том хороший гитарист, и он планировал попрактиковаться в игре на МКС. Для меня включили песню моего брата Дэйва «Big Smoke», которая связывала семью, историю, музыку и нынешнее мое местоположение, на вершине, которая вскоре превратится в огромную дымящую трубу. Для Романа, самого молодого из нас, запустили что-то из рок-музыки, какую-то заводную песню, под которую хочется танцевать, даже будучи пристегнутым к креслу так туго, что и двинуться трудно. Я заказал песню «If You Could Read My Mind», мою любимую песню Гордона Лайтфута; возвышенная и легкая, она всегда дает мне умиротворение. А так как нам, если следовать календарю майя, до конца света оставалась всего пара дней, я еще попросил поставить ускоренную версию песни группы Great Big Sea «It’s the End of the World as We Know It». Еще мы слушали U2 «Beautiful Day» и Depeche Mode «World in My Eyes», которая начинается словами:

Позволь мне взять тебя с собой

В кругосветное путешествие, туда и обратно,

Но тебе не придется двигаться,

Просто сиди неподвижно.

Именно это мы и пытались сейчас делать - сидеть неподвижно и сохранять спокойствие, пока часы отсчитывали минуты и солнце опускалось все ниже и ниже к горизонту. По плану взлет должен был состояться сразу после заката. Мы не хотели, чтобы наши сердца начали выскакивать из груди от волнения за пять минут до старта. Под скафандром на нас было надето что-то вроде тренировочного бюстгальтера с электродами, по которым информация о нашем состоянии передавалась в наземные службы. Никому из нас не хотелось давать повод для беспокойства команде врачей, которые следили за каждым ударом наших сердец. Особенно мне - именно сейчас, после всего, что пришлось пройти, прежде чем меня допустили к полету. В своем контрольном списке я даже карандашом написал: «Сохранять спокойствие. Медицинские параметры». Предельное внимание к мелочам, но так, чтобы никто даже не заметил напряжение.

За несколько минут до старта под песню The Beatles «Here Comes The Sun» мы открыли стартовую страницу своих записей: все инструкции ко всему процессу, от запуска двигателя до отрыва корабля от Земли, уместились всего на одной странице. На самом деле невероятно, что для описания такой сложной последовательности событий хватило одной страницы, но нам нужно было с ястребиной зоркостью следить за информационными табло. В любом случае подразумевалось, что мы назубок знаем Boldface. Юрий, прощаясь, пожелал нам мягкой посадки. Мы тоже желали именно этого.

Внешние, меньшие по размеру двигатели запустились примерно за 30 секунд до старта, чтобы в Центре управления смогли убедиться, что все готово и работает в штатном режиме, прежде чем дать команду на запуск основных двигателей, которые обладают достаточной мощностью и смогут оторвать наш корабль от Земли. Так снижались риски при старте, а нам с Томом это позволило еще и немного привыкнуть к «Союзу».В отличие от старта шаттла с его покачиванием и звенящим звуком двигателей, здесь мы слышали только сильный грохот.

На шаттле двигатели установлены с одной стороны корабля,поэтому, когда они запущены, сила, которую они развивают, не только толкает корабль вперед, но и стремится его наклонить. На «Союзе» же двигатели расположены симметрично относительно центра тяжести корабля, поэтому, хотя присутствует постоянно усиливающаяся вибрация, нет бокового движения и нет внезапного взрывного рывка корабля, говорящего о том, что вы покидаете планету.

Рокот двигателей становился все сильнее и все настойчивее, пока мы слушали в своих наушниках обратный отсчет на русском языке и в конце - «Пуск». Взлет. Ощущения очень сильно отличались от тех, что я испытывал во время своих стартов на шаттлах. Сейчас все происходило постепенно и равномерно по мере того, как топливо сгорало, двигатели набирали мощность для отрыва. Ощущения при стартовом ускорении не сильно отличаются от тех, когда просто сидишь на Земле. Мы понимали, что покидаем стартовую площадку, скорее благодаря часам, а не чувству скорости.

С точки зрения сторонних наблюдателей, в первые 10 секунд после старта все происходит мучительно медленно. Однако внутри корабля мы были сосредоточены не на страхе, а на упреждении развития событий, готовые к тому, что техника сделает свою работу. Чувствуешь себя пассажиром огромного локомотива, правда, никто не сможет дернуть стоп-кран в случае необходимости. В какой-то степени мы могли управлять кораблем. Задача состояла в том, чтобы понять, нужно ли брать управление на себя, и если да, то когда именно. Через минуту нас начало вдавливать в кресла все сильнее и сильнее. Начальный подъем казался четко направленным, но плавным, как будто сидишь на ручке метлы, которую невидимая рука спокойно направляет немного влево, потом немного вправо, вперед и назад. Ракета сама корректировала свое положение в пространстве по мере взлета и при изменении ветра и тяги двигателей. Однако полет становился все менее плавным. Когда двигатели первой ступени прекратили работу и стартовые ускорители отделились от ракеты, произошло заметное изменение вибрации и увеличилось ускорение, а не только скорость, которая росла постоянно. Нас бросило вперед, затем мы постепенно вернулись назад, когда сбросивший вес «Союз» с ревом продолжил набирать высоту. Такой же рывок, но послабее, повторился, когда отделилась вторая ступень, а когда начали работать двигатели третьей ступени - те самые, которые должны были разогнать корабль до орбитальной скорости, - нас с силой швырнуло назад. Однако это было хорошее ощущение, ведь всего год назад двигатели третьей ступени на беспилотном грузовом корабле «Прогресс» не запустились, и он рухнул где-то в малонаселенном районе Гималаев. Если бы подобная авария произошла с нашей ракетой, «Союз» раскрыл бы свои парашюты, после чего потребовался бы не один день, чтобы нас найти.

Мы все прошли курс выживания в зимних условиях в отдаленных районах, чтобы быть готовыми к такому сценарию, так что отлично представляли, какими трудными и несчастными будут эти дни. В это время года нам, бесспорно, хотелось бы, чтобы костюмы мишленовских человечков были с нами. Всякий раз после завершения очередного важного этапа пути нам дышалось легче. Однако нельзя сказать, что этот процесс действовал на нервы. При приближении к очередному этапу мы понимали, что не исключена вероятность какого-нибудь по-настоящему скверного поворота событий, но при этом знали, какие действия следует в этом случае предпринять каждому из нас. Мы были начеку и готовы были действовать. Если бы ситуация приняла катастрофический характер, например, не произошло бы своевременного отключения двигателей, мне следовало щелкнуть переключателем и нажать две аварийные кнопки, чтобы поджечь пироболты, которые бы отделили наш модуль от ракеты.

У меня будет всего пять секунд, чтобы правильно оценить критическую ситуацию и выполнить соответствующие действия.

Мы втроем неоднократно обсуждали, кто именно должен это сделать, кто должен дать разрешение. У нас была договоренность, что если событие Х не произойдет в течение Y секунд, то я активирую отделение модуля. Сидящий слева от командира корабля фактически единственный, кто может дотянуться до нужных кнопок. Я поднял крышки, которые обычно закрывают эти кнопки, так что я был готов нажать их в любую секунду. И это был замечательный момент, когда я закрыл эти крышки обратно.

Прошло девять минут полета. Двигатели третьей ступени отключились, «Союз» отделился от ракеты-носителя, а антенны и солнечные панели корабля развернулись. Управление полетом переводилось с Байконура в Российский центр управления полетами, расположенный в пригороде Москвы, городе Королеве.

Каждый экипаж берет в полет свой собственный «g-метр» на веревочке, игрушку или фигурку, которую подвешивают перед собой, чтобы увидеть, когда корабль окажется в невесомости. Нашим «g-метром» была Клепа, маленькая вязаная кукла - герой российской детской телевизионной программы, подарок Анастасии, девятилетней дочери Романа. Когда нитка, на которой была подвешена кукла, вдруг ослабла и игрушка начала парить в воздухе, я испытал чувство, которое никогда раньше не испытывал в космосе: я вернулся домой.

Вся жизнь астронавта состоит из тренажеров, тренировок, прогнозирования, попыток выработать необходимые навыки и сформировать правильный образ мышления. Но в конечном счете это все притворство. И только после того, как двигатели отключены и вы убедились, что курс и скорость корабля верны, можно признать: «У нас получилось. Мы в космосе». Кажется, в этом есть что-то общее с рождением ребенка, когда вы постоянно думаете о «конечном результате»; вы прочитали книги и посмотрели фотографии, вы приготовили детскую комнату и прошли курсы по методу Ламаза, у вас все было спланировано, и вы думали, вы знаете, что делаете, - а потом вдруг оказываетесь лицом к лицу с визжащим младенцем, и все оказывается совсем не так, как вы предполагали.

В 1995 г. я был единственным новичком в нашей команде. Мне не хотелось оказаться в космосе с этим растерянным чувством первого рабочего дня: «И что я теперь должен делать?» Предполагалось, что мы проведем в космосе всего восемь дней. Я не хотел чувствовать себя бесполезным и, собственно, не хотел быть бесполезным ни одного дня. Поэтому на Земле я в подробностях продумывал, что именно будет происходить, когда мы наберем орбитальную скорость, и составил список действий, которые мне следовало выполнить. Я говорю не о высоких и неясных задачах вроде «продемонстрировать лидерские качества». Я имею в виду вполне конкретные действия, такие как, например, положить свои перчатки и контрольные списки в специальный карман, потом собрать пеноматериал подголовника с каждого из кресел и сложить его в «мешок для костей», используемый для ненужных вещей.

Когда есть план действий, в том числе действий абсолютно приземленных и очевидных, это дает преимущество при адаптации в совершенно новой обстановке. Например, я никогда раньше не был в невесомости. Вроде бы я точно представлял, какие там будут ощущения, благодаря своим тренировкам и обучению, но оказалось, что я совершенно ничего не знаю об этом. Я привык к тому, что сила тяжести притягивает меня к земле, но теперь мне казалось, что некая сила тянет меня к потолку. Одно дело сидеть в кресле и смотреть, как вокруг тебя летают всякие вещи, но совершенно другое дело встать и самому попытаться двигаться. Это была сильно дезориентирующая форма культурного шока, в буквальном смысле слова головокружительная. Если я поворачивал голову слишком быстро, мой желудок переворачивался внутри и подкатывала тошнота. Мой список дел дал мне возможность сконцентрироваться на чем-то, кроме моей дезориентации. Когда я закончил первое задание из своего списка и у меня все получилось, а потом второе и третье, и снова все удалось, то это помогло мне найти опору. Это придало мне некий импульс; я уже не чувствовал себя таким растерянным.

Очевидно, что важные события в жизни - такие как космический запуск - нужно тщательно планировать. Вы не сможете здесь просто импровизировать. Менее очевидно, что целесообразно иметь такой же подробный план на период послестартовой адаптации. Физическое и психологическое привыкание к новой обстановке, не важно, на Земле или в космосе, не проходит мгновенно. Всегда существует временной промежуток между прибытием в новое место и появлением ощущения комфорта. Иметь заранее план, в котором все ваши действия будут разбиты на маленькие, конкретные шаги, - это лучший способ, который я знаю, чтобы безболезненно проскочить этот самый промежуток.

На «Союзе» не приходится долго мучиться, чтобы составить такой список. Как только мы оказались на орбите, возникло много практических дел по хозяйству, причем из-за крайне ограниченного пространства нам приходилось делать все очень осторожно и внимательно. Первое и самое важное - проверка герметичности. Как только мы убедились, что автоматические системы работают, а топливные линии маневровых двигателей заполнены, мы отключили подачу кислорода и в течение часа измеряли давление в спускаемом и орбитальном модулях. Если бы оно хотя бы немного снизилось, нам пришлось бы развернуться и направиться к одному из резервных мест посадки или, в зависимости от серьезности ситуации, попытаться приземлиться хоть где-нибудь, надеясь, что мы не рухнем у кого-нибудь во дворе. К счастью, наш корабль был герметичен, так что Роман открыл люк, соединяющий спускаемый модуль с орбитальным, и вплыл туда, чтобы снять скафандр. Нам пришлось подождать своей очереди: на «Союзе» слишком мало места, чтобы трое взрослых мужчин одновременно выбирались из своих «Соколов». Снимать скафандр легче, чем надевать, но все равно неудобно, в том числе и потому, что к этому моменту полета он становится очень липким изнутри, как резиновая перчатка, которую вы некоторое время поносили на руке. Чтобы высушить скафандр, нужно несколько часов продувать его вентилятором.

Следующее, что нужно убрать, - подгузник. Гордыня заставляет меня сообщить, что своим я ни разу не воспользовался, но те, кому пришлось, были чрезвычайно счастливы его снять. Теперь на нас оставалось только длинное нижнее белье - 100%-ный хлопок, потому что в случае пожара он только обугливается, не плавится и не горит. Как правило, астронавты остаются в своих теплых кальсонах вплоть до момента стыковки с МКС. Да и после стыковки переодеваются неохотно и только потому, что там будут ТВ-камеры, ну и чтобы на лицах других членов экипажа МКС не появилось выражение ужаса, когда их будут приветствовать астронавты, наряженные в грязное исподнее. Подход к гигиене на «Союзе» такой же, как в походе с палатками. Правила приличия весьма условны на корабле такого размера; здесь нет, к примеру, отдельного туалета, поэтому, если вам нужно сходить по-маленькому, ваши коллеги по команде просто скромно отворачиваются, пока вы управляетесь со штукой, больше похожей на ручной пылесос с приделанной к нему маленькой желтой воронкой. Пользоваться им достаточно легко: поворачиваете ручку в положение «ON», проверяете, что пошел поток воздуха, и потом держите его поближе к себе, чтобы не обмочить все вокруг. Потом быстро протираете куском марли, и воронка уже сухая.

Как только я выбрался из своего «Сокола», я сразу принял лекарство от тошноты. Чувство тошноты неизбежно в течение первого дня в космосе, потому что невесомость полностью сбивает с толку ваш организм. Вестибулярный аппарат больше не может надежно определить, где верх, а где низ, и это приводит к потере равновесия и недомоганию. В прошлом некоторых астронавтов рвало во время всего полета; их организм не мог привыкнуть к отсутствию гравитации. Я знал, что постепенно адаптируюсь, но не видел смысла в том, чтобы находиться в плохом самочувствии в первые несколько дней, поэтому принял лекарство и старался много не есть.

В первые дни, кроме того, я старался не пялиться в иллюминатор. В отличие от шаттла, который получает электроэнергию от топливных элементов, «Союз» питается от солнечных батарей; чтобы сохранять ориентацию солнечных панелей относительно Солнца, корабль вращается, как цыпленок на вертеле. Поэтому через иллюминатор вы видите Землю, которая кувыркается снова и снова, и на это трудно смотреть, когда у вас в желудке неспокойно. Я подождал, пока мы выполним корректировку траектории, после которой корабль получит более устойчивое положение, и уже потом восхищался видами.