Историк Борис Колоницкий: Я не хочу, чтобы меня учили патриотизму. Борис Колоницкий: «Общей концепции революции не будет А какова была ситуация с насилием в городе, насколько оно было привычным? Например, Лев Лурье в этом контексте часто говорит о хулиган

Борис Колоницкий  -  специалист по истории революции 1917 года, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН. Автор книг: «Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917» (1999, в соавторстве с О. Г. Файджесом. Переведена на испанский язык в 2001 г.), «Погоны и борьба за власть в 1917 году» (2001), «Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции 1917 года» (2001, второе издание  -  2012), «»Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны» (2010), «»Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (2017)»

Борис Иванович Колоницкий Фото: Тимур Абасов

Борис Иванович, главными обсуждаемыми фигурами в этом году стали Николай II и Сталин. Что происходит?

Историческое сознание персонифицировано. В год столетия Русской революции одна из самых острых дискуссий развернулась вокруг фильма Алексея Учителя «Матильда». Вряд ли я бы пошел его смотреть при других обстоятельствах. Но мы поставлены в ситуацию непонятного выбора между гламуром и мракобесием. В общество бросили бутылку с зажигательной смесью. Думаю, за этим стоит недоговоренная дискуссия о месте религии и церкви в нашем государстве. По Конституции, Россия  -  светское государство. Но многие считают, что роль церкви должна быть больше.

Будущее нашей страны зависит от того, насколько верующие и неверующие смогут существовать в режиме диалога. Если государство потеряет светский характер, в стране произойдёт раскол между верующими и неверующими. Мы видим, какова способность мусульман к мобилизации. Если РПЦ будет делать заявку на роль государственной религии, мусульмане не останутся в стороне. Нам страну нужно объединять на основе иных идентичностей.

Вы, наверное, слышали, что на Дягилевской гимназии в Перми появился . По данным «Левада-центра», 40 % россиян поддерживают идею установку памятников Иосифу Виссарионовичу в российских городах. Многие считают, что это происходит, потому что у нас не было аналога Нюрнбергского процесса  -  суда над коммунизмом.

У нас это невозможно. Процесс в Нюрнберге инициирован победителями над побеждённым. Но, действительно, прошлое у нас не преодолено. У каждой страны этот процесс проходил по-разному. У нас история сложная, а страна большая. Латыши могут сказать, что у них было всё хорошо, а потом пришли русские большевики, и стало плохо. При этом можно закрыть глаза на латышских стрелков, без которых история сложилась бы иначе. Мы, как большая и великая страна, должны быть ответственны за свои поступки и объяснить, прежде всего, сами себе собственную историю.

Фото: Тимур Абасов

Что должно произойти, чтобы в обществе был консенсус по поводу исторической роли Сталина?

У нас отсутствуют продуманные и креативные проекты десталинизации. Многие предлагают воспринимать себя как жертв режима. Но это освобождает от личной ответственности. Другие считают, что потомки чекистов должны покаяться перед жертвами. Это полная чепуха! Покаяние  -  индивидуальный выбор каждого. И потом, мы не знаем списки информаторов. Ни вы, ни я не можем поручиться, что наши родственники не были стукачами. Можем ли мы с чистой совестью сказать, как бы мы повели себя в ситуации нечеловеческого выбора?

Предлагали другой путь  -  солидарности и сочувствия жертвам тоталитарного режима. Это то, что могло бы объединить нас всех. В пермском лагере сидели коммунисты, стукачи, верующие, атеисты, монархисты  -  люди разных взглядов, верований и убеждений. Все они оказались под катком сталинской машины.

Фото: Константин Долгановский

Лев Копелев, ставший прототипом одного из персонажей в «В круге первом» Солженицына, говорил, что «линия борьбы между добром и злом в лагере проходила внутри нас». Это очень правильно. Сейчас многие люди берут на себя функции прокуроров и адвокатов исторических акторов. Мы же до сих пор являемся носителями политической культуры, которая сделала возможной Гражданскую войну. Такова наша черта и по сей день  -  невосприимчивость к диалогу и компромиссу. Надо помнить о плохой наследственности, а это значит, быть ответственным.

Но как быть ответственным, если нам министр культуры не воспринимать объективно исторические факты, а правильно их интерпретировать?

Мединский  -  карикатурная модель нашего исторического сознания. Мы ему должны быть благодарны, что он довёл это до абсурда. В стране масса людей разных взглядов, которые считают, что история непременно должна быть партийной.

Мединский искренне считает, что он жрец русского патриотизма, а история  -  отличный инструмент для патриотического воспитания. Что подходит для патриотического воспитания  -  это хорошая история, а что нет  -  плохая. Но мысль о том, что история объективна и не сводится только к таким оценкам, что она требует рационального и критического продумывания, увы, не посещает головы многих людей.

Лично я не готов к тому, чтобы меня кто-то учил патриотизму. Сегодня у нас есть огромное количество профессиональных и высокооплачиваемых патриотов. Патриотизм  -  дело тихое, учить патриотизму  -  не профессия. На одной из дискуссий у польского исследователя спросили, что значит быть поляком. Он ответил: «Я горжусь всем хорошим, что сделала моя страна. И мне стыдно за всё плохое, что сделала Польша».

Фото: Тимур Абасов

Мы только что посмотрели с вами . Он находится в руинированном состоянии. Власти не знают, что с ним делать.

Bы мне показали очень интересный памятник в Мотовилихе. Он наделён многими смыслами. Это символ рабочей Перми  -  промышленной и инновационной. Здесь закреплены научно-технические приоритеты страны. Но вместе с этим это ещё и памятник борьбе рабочих за свои права. А разве это не актуально? Люди требовали свободы собраний. Что может быть актуальнее для современной России. Люди требовали повышения зарплаты. А все ли граждане России получают сейчас достойную оплату своего труда? Сегодня трудящиеся не лоббируют свои интересы.

Фото: Тимур Абасов

Сегодня эта память, которая была большевизирована, забыта и невостребована, от неё хотят отмахнуться. Для консерваторов, которые идеализируют Россию до 1913 года,  -  это не их памятник. Для людей, которые придерживаются антикоммунистических взглядов  -  тоже, потому что они воспринимают его как советский, а от этого наследия нужно избавляться. Но прошлое преодолевается не так. Избавление от памятника  -  очень советский способ развития исторической памяти. И мы должны представить себе, что большевики и их сторонники были гораздо изобретательнее и креативнее в использовании памяти прошлого и перекодировании её.

-  Приведите пример.

В дореволюционной России чемпионом по количеству памятников был Александр II. Горожане сами собирали деньги и устанавливали памятники императору-освободителю. После революции почти все они были уничтожены. А на этих постаментах стали устанавливать памятники Ленину. В советское время в России не сохранилось ни одного памятника Александру II, но остались монументы Александру III и Николаю I. На мой взгляд, высокое художественное исполнение этих памятников помогло их сохранить.

Многие советские памятники можно перекодировать. В Восточной Германии был памятник боевым дружинам рабочего класса. Боевые дружины  -  это военизированная партийная милиция, часть репрессивного аппарата. Выглядел он просто  -  парень с автоматом Калашникова. Немцы долго думали, что с ним делать. В 1991 году был предложен хороший проект: за этим памятником поставить кусок Берлинской стены. Монумент приобрел бы совсем другое значение. К сожалению, проект не реализовали, памятник снесли. Этот пример показывает, как этот памятник мог бы получить вторую жизнь. Но у нас люди не умеют договариваться друг с другом. У вас был опыт взаимодействия с ТСЖ?

Я участвовал в родительских собраниях. Мне кажется, демократия  -  очень сложная вещь. Гораздо легче принять авторитарное решение, чем выслушать других.

Вот! Если 20 человек не могут договориться по сравнительно простым вопросам, то почему должны договориться по поводу интерпретации своей истории 150 млн человек? Поэтому в дело вступают методы авторитарные. Многие не представляют, что может быть иначе,  -  нет положительных примеров и опыта коллективного обсуждения проблем.

Но в России нет площадок для обсуждения серьёзных проблем. Не считать же телевизионные ток-шоу моделью как нужно договариваться!

Я с вами согласен, но у меня претензии к телевизионным ток-шоу другие. Ток-шоу оказывают негативное педагогическое влияние на людей. Это собрание орущих и не слушающих друг друга людей. Они оказывают отрицательное влияние на создание культуры диалога и компромисса в стране. В советское время люди, в основном, собирались на кухнях. Там можно было высказать свое мнение, выслушать чужое. Но языка и механизма обсуждения с выработкой коллективного решения не было. До сих пор многие люди демократических взглядов ведут себя авторитарно и не хотят договариваться.

© Текст. Колоницкий Б. И., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Вступительное слово

«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию», – пишет на листке бумаги мальчик в 1917 году.

Случившееся в 1917 году по-прежнему влияет на нас. Возможно, еще и потому, что это была первая встреча всей страны с большой историей. И каждый из миллионов жителей страны по-своему переживал эту встречу – спасался, выигрывал, терял, – но так или иначе входил в эти отношения.

Книга, которую вы держите в руках, создана на основе курса просветительского проекта Arzamas.academy. Курс состоит из цикла коротких лекций Бориса Колоницкого и сопроводительных материалов, подготовленных несколькими авторами и редакцией Arzamas.

Борис Колоницкий – ведущий мировой специалист по истории Русской революции. Его работа по исследованию часов и дней, перевернувших мир, выражается в сотне статей, публикаций документов, монографий, лекционных курсов. Для проекта Arzamas он подготовил цикл лекций, которые будут полезны каждому, кто интересуется ключевой темой в истории XX века.

Это последовательный рассказ о нескольких месяцах, которые изменили историю. В сущности, мы и сейчас живем внутри этого катаклизма, так и не поняв до конца, как он устроен. Единственный способ разобраться – слушать экспертов. Чтобы, услышав, что случилось сто лет назад, понять и мир сегодняшнего дня.

Помимо лекций Колоницкого в книгу вошли материалы, позволяющие увидеть тему с других ракурсов. Фантастический документ времени: рисунки и дневниковые записи детей – свидетелей 1917 года, собранные Евгением Лукьяновым, старшим научным сотрудником отдела изобразительных материалов Государственного исторического музея. Хронологическая табличка, показывающая исторический контекст: в ней собраны главные события в России и мире с января по декабрь 1917 года (процесс над Матой Хари, явление Девы Марии, первый матч в истории Национальной хоккейной лиги…). Рассказ Дмитрия Иванова, историка, сотрудника Европейского университета в Санкт-Петербурге, о важнейших исторических работах и свидетельствах очевидцев, которые помогут в дальнейшем изучении Русской революции и всего, что с ней связано.

Это главный принцип работы Arzamas: мы стараемся рассказывать о любом понятии, событии, эпохе так, чтобы читатель увидел их во всей полноте и захотел продолжить путешествие. На сайте Arzamas – десяток других курсов, образовательных игр и видеороликов, созданных лучшими гуманитарными учеными. А к ним (как и в этой книге) – вспомогательные материалы, шпаргалки, рекомендации.

«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию». В центре этой истории – люди, человек, мы сами. Что может быть интереснее?

Филипп Дзядко,

главный редактор Arzamas

I
Лекция Бориса Колоницкого
«Измена и обман»: политический кризис кануна революции

Николай II на балконе Зимнего дворца перед провозглашением Манифеста о вступлении России в войну.

Последний российский император Николай II был скрытным и сдержанным человеком и обычно в своих дневниковых записях не позволял себе откровенности. Но после отречения он написал, что видит «кругом измену… и обман». Почему в ключевой момент своей жизни российский император оказался в одиночестве и изоляции? Это важный и интересный вопрос – мало кто в 1914 году мог представить себе, что так случится.

Начало Первой мировой войны привело к росту популярности Николая II. Он ездил по стране и всюду встречал хороший прием. Судя по всему, люди искренне поддерживали российского императора. Впрочем, руководствовались они разными соображениями: некоторые были убежденными монархистами, другие были монархистами ситуативными, прагматичными, кто-то считал, что во время войны нужно поддержать главу государства. В письмах студенты признавались: «Сейчас мы поем не „Марсельезу“, сейчас мы поем „Боже, царя храни!“» Что не обязательно означало приверженность монархизму, скорее это была демонстрация специфического патриотизма военной поры. Даже к обычно не слишком популярной императрице Александре Федоровне относились доброжелательно – ее портреты можно увидеть на некоторых фотографиях патриотических манифестаций 1914 года.

И все же постепенно популярность царя падала, о чем свидетельствуют различные источники: дневниковые записи и переписка современников. Эти настроения фиксировала даже цензура – и полицейская, и военная.

Январь

Революция

22 января (9 января по старому стилю), в годовщину Кровавого воскресенья, в Петрограде началась самая крупная забастовка за время войны, в ней приняли участие более 145 тысяч рабочих Выборгского, Нарвского и Московского районов. Демонстрации были разогнаны казаками. Забастовки также прошли в Москве, Казани, Харькове и других крупных городах Российской империи; в общей сложности в январе 1917 года бастовали более 200 тысяч человек.

Война

5 января (23 декабря 1916 года по старому стилю) российская армия начала наступление на Северном фронте в районе Митавы (современная Елгава в Латвии). Неожиданный удар позволил прорвать линию укреплений германской армии и отодвинуть фронт от Риги. Первоначальный успех Митавской операции закрепить не удалось: солдаты 2-го и 6-го Сибирских корпусов взбунтовались и отказались принимать участие в боевых действиях. Кроме того, командование Северного фронта отказалось предоставлять подкрепление. Операция была прекращена 11 января (29 декабря).

Мир

10 января у Белого дома в Вашингтоне начинается пикет суфражистского движения, известного как «Тихие стражи». На протяжении следующих двух с половиной лет шесть дней в неделю женщины пикетировали резиденцию американского президента, требуя равных с мужчинами избирательных прав. За это время их неоднократно избивали, задерживали за «препятствование движению», пытали во время арестов. Пикет прекратился 4 июня 1919 года, когда обе палаты Конгресса приняли 19-ю поправку к Конституции США: «Право голоса граждан Соединенных Штатов не должно отрицаться или ограничиваться Соединенными Штатами или каким-либо штатом по признаку пола».

Достаточно и других свидетельств. Например, немалый интерес для историков представляют дела об оскорблении членов царской семьи. В дореволюционной России большинство государственных преступников были не социал-демократами, распространявшими антиправительственные листовки, и не социалистами-революционерами, готовившими террористические акты. Самым распространенным видом государственного преступления было оскорбление члена царской семьи.

Как следует из этого источника, чаще всего ругали государя императора. Говорили о нем разное. Были слухи, совершенно не соответствовавшие действительности, – в основном о том, что царь не хотел победы России, искал сепаратного мира. Иногда воспаленное воображение современников рисовало царя чуть ли не предателем. В деле одного простолюдина записано, что он рассказывал, как царь якобы продал Россию за бочку золота и уехал в Германию. Это, конечно, совершенно абсурдный слух. Интересно, что в нем есть вкрапления деталей эпохи модерна – элементы детективной истории: царь сбегает из страны по подземному ходу на автомобиле.

Однако чаще всего в разговорах простых крестьян, ругавших царя, появляется другая тема. Николая II называли дураком, который не подготовил Россию к войне. В этих обвинениях звучали даже отголоски российской правительственной пропаганды, перевернутой совершенно непредсказуемым образом. В пропагандистских материалах миролюбивое отечество было противопоставлено воинственной Германии, главным антигероем был кайзер Вильгельм II. Но было известно, что Германия примерно сорок лет не воевала, и для многих людей это было доказательством сообразительности германского императора. Они говорили: «Вот германский император сорок лет готовился к войне, пушки заготавливал и снаряды отливал. А наш-то дурак только водкой торговал» (намек на водочную государственную монополию). Получается, что царь проявил свою профессиональную непригодность: он не готовился к тяжелой године заранее, его страна оказалась небоеспособной и беспомощной перед тяжелыми военными испытаниями. Конечно, так говорили малограмотные и вовсе не грамотные крестьяне, но похожие настроения охватывали и гораздо более образованных современников. Многие, в том числе и убежденные монархисты, накануне 1917 года считали, что с этим царем войну России не выиграть.

Очень важный персонаж слухов военной поры – императрица Александра Федоровна. Она никогда не была особенно популярной, хотя, как уже было сказано, добилась в начале войны некоторых успехов благодаря своим патриотическим инициативам. Императрица и две ее старшие дочери прошли курсы сестер милосердия, сдали соответствующие экзамены, получили необходимые дипломы и участвовали в медицинских операциях. При этом царица сама была больным человеком и иногда сидя ассистировала хирургам. Она на самом деле выполняла тяжелый патриотический долг и во многом видела картину яснее, чем ее супруг император. Он посещал фронт, но смотрел на специально подготовленные и аккуратно выстроенные войска. Царица же видела жертв войны, истерзанную человеческую плоть, смерть – люди, к которым и она, и ее дочери успевали привязаться, которых они старались вылечить, умирали буквально на ее глазах.

Бесспорно, царица была большой патриоткой России, однако удивительным образом даже ее патриотические инициативы воспринимались порой негативно. Это было связано, в частности, с тем, что изменился культурный контекст.

В начале Первой мировой войны образ сестры милосердия в российской пропаганде и в российском искусстве был символом мобилизующейся нации. Сестра милосердия – русская женщина, которая выполняет свой патриотический и христианский долг. Но постепенно ситуация изменилась. Сестру милосердия все чаще воспринимали как символ разгульного тыла, лихачества и даже разврата. Ходила такая поговорка: «Японскую войну господа офицеры пропили, а эту с сестрами милосердия прогуляли». Некоторые профессиональные проститутки одевались в костюмы сестер милосердия – считалось, что это привлекает клиентов. В таком контексте многочисленные почтовые открытки и плакаты, на которых императрица и ее старшие дочери были изображены в форме сестер милосердия, могли восприниматься совершенно не так, как задумывалось, и подтверждали самые невероятные и несправедливые слухи, в том числе о близости царицы с Распутиным.

Про Александру Федоровну говорили и другое – что она приобрела слишком большую власть над царем. Николай II в таких слухах представал зомбированным существом, подкаблучником, которым манипулируют царица и так называемая немецкая партия. Действительно, в годы Первой мировой войны реальное влияние Александры Федоровны несколько возросло. Это видно даже по переписке царя и царицы: она дает ему политические советы, и иногда их взгляды совпадают. Тем не менее слухи о ее влиянии были фантастически преувеличенны.

В некоторых слухах императрица изображалась прогерманским политическим деятелем, иногда сторонницей сепаратного мира, а бывало и вовсе германским агентом влияния. Говорили даже, что в царском дворце расположена радиотелеграфная станция, которая передает секретную информацию в Германию, – и этим объясняются поражения русской армии на фронте. После революции эту телеграфную станцию пытались найти, но, конечно, безрезультатно.

Слухам верило так много людей, что уже не имело значения, насколько они правдивы. Слухи распространялись не только необразованным населением, но и дипломатами, офицерами Генерального штаба и императорской гвардии.

Кто же придумывал слухи? Обычно у слухов не один автор, а много. Иногда говорят, что слухи намеренно распространял противник – действительно, в годы Первой мировой войны этим занимались все воюющие державы. Или что источниками слухов были различные оппозиционные организации, которые хотели таким образом дискредитировать монархию – возможно, в определенных случаях так и было. Но некоторые слухи появлялись снизу, они напоминали фольклорные сказания, анекдоты и не распространялись ни в каких других слоях общества. Интересно, что в делах об оскорблении царской семьи, заведенных на неграмотных или малограмотных крестьян, есть упоминания вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Но в слухах, формировавшихся в интеллигентных кругах, ее имя практически никогда не встречается. Слухи возникали по разным причинам, на разном уровне и по разным образцам. А распространению самых невероятных слухов способствовала атмосфера Первой мировой войны – атмосфера шпиономании и германофобии.

Немалую роль в распространении слухов о шпионах сыграла Ставка Верховного главнокомандующего. В 1915 году в результате расследования, инициированного командованием Северо-Западного фронта и поддержанного Ставкой, был арестован, обвинен в измене, осужден и довольно быстро – даже подозрительно быстро – казнен офицер Мясоедов, ранее служивший в жандармерии, а в годы Первой мировой оказавшийся в военной разведке. Были арестованы и связанные с ним люди, нескольких из них потом казнили. Сейчас историки установили, что для такого обвинения и тем более для такого приговора реальных оснований не было. Мясоедов должен был стать козлом отпущения: изменой можно было объяснить поражения русской армии. После этого дела шпиономания и ксенофобия стали распространяться по стране еще быстрее.

Слухи поползли наверх: обвиняли уже не только отдельных офицеров, но и военного министра Владимира Сухомлинова. Его сняли с должности, назначили следствие, арестовали. Царь понимал, что в вину Сухомлинову можно было вменить разве что халатность, но никак не измену Родине, и свидетельства против него были явно сфабрикованы. Он изменил Сухомлинову меру пресечения на домашний арест, и это лишь подогрело слухи – теперь уже в измене стали обвинять не только генералов, не только бывшего военного министра, но и самого царя.

Неудивительно, что в критический момент своего царствования Николай чувствовал себя покинутым всеми, окруженным изменой и обманом. Накануне Февральской революции значительная часть населения страны, в том числе и многие представители политической элиты, искренне верили, что измена проникла на самый верх, а сам царь если не изменник, то покровитель изменников. Это было, конечно, не так – и царь, и царица были патриотами России, они хотели ее победы в войне. Но если миллионы верят слухам, слухи становятся фактором не менее значимым, чем сама реальность.

Материалы к лекции

«Критический словарь Русской революции: 1914–1921»

Список авторов этого фундаментального труда – своего рода справочник, кто есть кто в исследованиях Русской революции: в нем полсотни специалистов из разных университетов, научных школ и стран. Эта исследовательская среда появилась во многом благодаря начавшейся в Ленинграде в 1990 году серии международных коллоквиумов по проблемам истории революции, участники которых и создали «Критический словарь».

Книга изначально вышла на английском языке в 1997 году, а для последовавшего через некоторое время русского издания была несколько дополнена и переработана авторами. Вопреки заглавию это не столько словарь, сколько аналитический справочник, представляющий взгляд ведущих мировых специалистов по Русской революции на ее отдельные аспекты (социальные, военные, политические), события (от предпосылок и последствий до отдельных поворотных моментов), акторов (общественные, религиозные и этнические группы, политические партии, институции и пр.) и индивидуальных деятелей. Статью о Ленине, например, написал автор двухтомной научной биографии вождя большевиков Роберт Сервис. О фабрично-заводских комитетах – один из ведущих мировых специалистов по рабочему движению в революционной России Стив Смит. События, связанные с переходом Советской России к нэпу, обрисовал Сергей Яров, автор нескольких монографий по началу 1920-х годов.

«Критический словарь» не претендует на то, чтобы закрыть тему. По словам одного из его редакторов, Эдварда Актона, одна из целей работы – «выявить границы нынешних знаний, вопросы, остающиеся без ответа, задачи для будущих исследований».

«Постижение Русской революции требует… не только знания основных событий, партий, институтов и деятелей, описание и анализ которых ведущими исследователями составляют основную часть этого тома, но также и усилия, направленного на вскрытие смысла надежд и разочарований, боли и гнева – постоянных спутников революционных перемен. Эти субъективные ощущения не только соединяли психологические и физические проявления жестокости и зверств с разным социальным и политическим напряжением в обществе; они играли значительную роль в переходе от конфликта к действию; они также придавали событиям и действиям свое особое (и часто противоречивое) значение, которое зачастую не очевидно и даже не засвидетельствовано каким-либо регулярным способом».

Уильям Г. Розенберг. «Интерпретируя Русскую революцию» // «Критический словарь Русской революции»

Критический словарь Русской революции: 1914–1921. СПб., 2014.

II
Лекция Бориса Колоницкого
Февральская революция: спонтанная или организованная

Как началась революция? Кто ее начал? Кто организовал? Эти вопросы историки задают о каждой революции, и российская не исключение. В советское время по понятным причинам все факты складывались в большое повествование об организующей роли партии. Есть другие теории, и их популярность растет. Одни авторы писали и пишут о роли германских спецслужб в организации российской революции, другие говорят о роли союзников, например Великобритании, в подготовке свержения монархии и об их контактах с российской либеральной оппозицией. Третьи – о роли российских масонов, четвертые – о заговорах предреволюционной поры, в обсуждении которых принимали участие не только общественные деятели, но даже генералы, гвардейские офицеры и члены российской императорской семьи.

Все это было. И заговоры, и подпольщики, и масоны, и спецслужбы. Но можем ли мы российскую революцию объяснить заговорами? Предположим, будут найдены некие новые источники, которые дополнят наши знания о действиях специальных служб или заговорщиков. Все равно эти действия нельзя будет назвать единственной причиной революции, таких причин было много. Чтобы понять это, полезно посмотреть на сам ход российской революции и на то, что ей непосредственно предшествовало. И тут главным героем нашего повествования становится город.

Февраль

Революция

27 февраля (14 февраля по старому стилю) открылось первое в 1917 году заседание Государственной думы. Оно должно было пройти еще в январе, но в начале года указом императора было перенесено на более позднюю дату. У Таврического дворца прошла демонстрация, многие депутаты на заседании требовали отставки правительства. Лидер фракции трудовиков Александр Керенский призывал бороться с властью не только законными средствами, но и с помощью «физического устранения».

Война

1 февраля Германия начала неограниченную подводную войну. Немецкие подлодки беспрепятственно преодолевали заграждения и атаковали как военные конвои, так и гражданские суда. За первую неделю февраля в Ла-Манше и на западных подходах к нему было потоплено 35 пароходов. За весь месяц германский флот потерял только 4 подлодки из 34, а английские войска были отрезаны от снабжения из-за постоянных атак на торговые суда в проливе и в Атлантике.

Мир

5 февраля в Мексике опубликован текст Конституции, принятой в январе Учредительным собранием. Новый Основной закон передал все земли государству, свел до минимума полномочия церкви, разделил ветви власти и установил восьмичасовой рабочий день. Таким образом, революционеры добились исполнения всех своих требований. Впрочем, вооруженная борьба правительства с лидерами повстанцев продолжалась и после этого. Революция началась в 1910 году борьбой с диктатурой президента Порфирио Диаса. Затем к движению присоединились крестьяне, и главной целью стала земельная реформа.

Бывший Петербург, после начала Первой мировой войны ставший Петроградом, очень изменился. На его улицах стало меньше солдат гвардейских полков в их яркой форме, но появились другие люди – беженцы из западных губерний Российской империи, некоторые в страшном состоянии. Иногда встречались дезертиры, к Февральской революции их было уже довольно много. Все это – благоприятная питательная среда для преступности, рост которой отмечали современники.

Для кого-то война была тяжелым страданием, для кого-то – шансом. На улицах появились так называемые мародеры тыла, люди, сделавшие деньги на войне, и таких было немало. В основном они занимались контрабандой. Например, закупали в нейтральных странах немецкие медикаменты – до Первой мировой войны Германия была крупнейшим производителем лекарств, а в России их практически не было, – переправляли через границу и продавали здесь втридорога. Это были новые деньги – не только новые, но и не очень чистые. Можно себе представить, как люди, потерявшие своих близких, терпевшие различные лишения в годы войны, смотрели на этих новых богачей. Ощущение несправедливости подпитывало недовольство режимом.

У коррупционеров появилось новое поле для деятельности – призыв в армию. Люди, приезжавшие в Петроград из столиц других воюющих стран – из Лондона, Парижа, – были потрясены тем, как много мужчин призывного возраста, внешне вполне здоровых, гуляют по столице, какая веселая жизнь царит на центральных улицах этого города.

Ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН

В качестве приглашенного профессора преподавал в Иллинойском, Принстонском, Йельском университетах (США), а также в университетах Тарту, Хельсинки, Тюбингена. Получатель стипендий и грантов Фонда поддержки восточно-европейских исследований (Тринити колледж, Кембридж), РГНФ, Фонда Фольксвагена, Фонда Льва Копелева, Института Кеннана, Фонда Михаила Прохорова, Фонда Оксфорд-Россия. Является известным исследователем Российской революции 1917 года. Статья Бориса Ивановича «Antibourgeois Propaganda and Anti-"Burzhui" Consciousness in 1917» // The Russian Review. 1994. Vol. 53. P.183-196, входила в список работ российских историков, наиболее часто цитируемых в англоязычных изданиях. Член редакционных коллегий журналов «Kritika», «Вестник Пермского университета: Серия история». Член редакционного совета международного проекта «Russia"s Great War and Revolution, 1914-1922: The Centennial Reappraisal».

Образование и научные степени

• В 1976 году окончил исторический факультет Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена.
• В 1987 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Центры буржуазной печатной пропаганды Петрограда и их крушение. Март-октябрь 1917 г.».
• В 1994 – 1995 годах стажировался в Кэмбриджском университете (Великобритания)
• В 2002 году защитил докторскую диссертацию «Политические символы и борьба за власть в 1917 году».

Основные исследовательские интересы: История Российской революции 1917 г., первой мировой войны, история российской интеллигенции, историческая память

Монографии:

• "Товарищ Керенский": антимонархическая революция и формирование культа "вождя народа" (март - июнь 1917 года), 2017
• #1917 Семнадцать очерков по истории Российской революции, 2017
• «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М.: Новое литературное обозрение, 2010

• Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции 1917 года. СПб.: "Дмитрий Буланин", 2001. 349 с. (2-е изд. «Лики России», 2011).
• Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб.: Остров, 2001.
• Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917. New Haven; London: Yale University Press, 1999. 198 p. В соавторстве с О.Г.Файджесом. Переведена на испанский язык в 2001 году.

Статьи (выборочно):

• Культурная гегемония социалистов в Российской революции 1917 года // Неприкосновенный запас // 2017. № 6 .
• On Studying the 1917 Revolution: Autobiographical Confessions and Historiographical Predictions // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 16, 4 (Fall 2015): 751–68.
• Интеллигент конца XIX – начала ХХ века: Проблемы идентификации (К постановке вопроса) // Социальная история: Ежегодник. 2010. СПб., 2011. С. 9–42.
• Красные против красных: К 90-летию окончания Гражданской войны в России // Нева. 2010. № 11. С. 144–164. Премия редколлегии журнала «Нева» за лучшую публикацию в области публицистики.
• Память о первой российской революции в 1917 году: случаи Севастополя и Гельсингфорса // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре. 2009. № 2 (64).
• Преодоление гражданской войны: Случай Америки // Звезда. 2007. № 1. С. 123–143.
• Воин «старого времени»: Образы великого князя Николая Николаевича в годы Первой мировой войны // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. Тарту, 2006. Т. Х. Ч. 2. С.297–326.
• Metamorphosen der Germanophobie: Deutschland in den politischen Konflikten der Februarrevolution von 1917 // Verfuehrungen den Gewalt: Russen und Deutsche im Ersten und Zweiten Weltkrieg. Muenchen, 2005. S. 121-144.
• "We" and "I": Alexander Kerensky in His Speeches // Autobiographical Practices in Russia. Autobiographische Praktiken in Russland / Eds. J. Hellbeck; K. Heller. Gцttingen: V&R Unipress, 2004. S. 179-196.
• Февральская? Буржуазная? Демократическая? Революция… // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре. М., 2002. № 2 (22). С.82-88.

Актуальные проекты:

• Russia"s Great War and Revolution, 1914-1922: The Centennial Reappraisal
• Политизация языка религии и сакрализация языка политики во время Гражданской войны Грант РФФИ (2017 – 2018)

КУРСЫ:

Историческая память (28 лекций, 4 кредита ECTS).

В последнее время в исследованиях историков, социологов, этнологов много внимания уделяется «исторической памяти», используются также понятия «социальная память», «культурная память», «коллективная память», «политика памяти». В предлагаемом курсе слушатели смогут познакомиться как с некоторыми теоретическими подходами, так и с отдельными случаями изучения «исторической памяти».

Первая мировая война как предмет изучения в отечественной и зарубежной историографии (28 лекций, 4 кредита ECTS).

В предлагаемом курсе рассматриваются различные аспекты археографии и историографии Первой мировой войны. Тема представляет особый интерес в виду того, что при изучении дипломатической, военной, экономической, социальной, политической, культурной истории этого грандиозного конфликта проявились наиболее яркие тенденции историографии ХХ века. В этом отношении российскую историографию особенно важно сравнивать с зарубежными исследованиями.

Российская революция 1917 года как предмет изучения (28 лекций, 4 кредита ECTS).

В предлагаемом специальном курсе рассматриваются различные аспекты историографии революции 1917 года. На лекциях и семинарах слушатели знакомятся как с классическими источниками и исследованиями, так и с новейшими работами по теме. Особое внимание уделяется изучению истории революции с позиции т.н. «новой политической истории» (политическая культура, язык политики, политическая репрезентация и пр.)

Лекции в интернете:

Курс лекций, проект Arzamas Academy: https://arzamas.academy/authors/375 Премия «Просветитель», 2017 (специальная премия)

Ученики, защитившие диссертации, на соискание ученой степени кандидата исторических наук:

• Рогозный, Павел Геннадьевич. «Февральская революция 1917 года и высшее духовенство Российской Православной Церкви» (2005). Научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории Российской Академии наук. Автор книги «Церковная революция 1917 года» (2008).
• Павленко, Татьяна Анатольевна. «Протестное движение учащихся православных семинарий в период Первой российской революции 1905 – 1907 гг.)» (2009). Заместитель директора Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника им. Е.Д.Фелицына.
• Сагинадзе, Элла Отаровна . «Образы отставного сановника: С.Ю.Витте и общественное мнение (1906 – 1915 гг.)». (2013). Заместитель декана факультета сравнительных политических исследований Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.
• Резник Александр Валерьевич « Левая оппозиция в РКП(б) в 1923-1924 гг.». (2014) Ассоциированный сотрудник Центра сравнительных исторических и политических исследований ПГНИУ, Стипендиант программы ESKAS (Scholarships for foreign scholars and artists), постдокторант в Университете Базеля (Швейцария)
• Гузей Яна Сергеевна "«Желтая опасность»: представления об угрозе с Востока в Российской империи в конце XIX – начале XX в." (2015) преподаватель в Санкт-Петербургском Политехническом университете им. Петра Великого

— Все началось, когда я прочитал книгу Джона Рида « », и это стало настоящим культурным шоком для меня. Я был советским школьником, учился в средней школе. Я находился в поле влияния устойчивого советского мифа — влияния, которого нельзя было избежать: залп «Авроры», штурм Зимнего и так далее. А тут передо мной оказалась сложная и противоречивая история. Джон Рид, конечно, не бесстрастный свидетель, он симпатизировал коммунизму и был основателем Компартии США. Но вме-сте с тем он и очень хороший журналист, выпускник Гарварда. Человек знал свое дело и давал очень хорошую картинку. Интересно, что потом то же самое испытали и мои студенты, которым я давал книгу Джона Рида как обязатель-ное чтение. В советское время они приходили с круглыми глазами и говорили: «Борис Иванович, это антисоветская книга».

— Не было ли скучно заниматься историей революции в советское время при всем официозе преподавания?

— Это не подталкивало к занятиям исто-рией революции. Но было несколько очень хороших историков, которые на самом деле для изучения революции сделали больше, чем, может быть, мы в более благоприятное в цензурном отношении время. Конечно, у них были свои рамки и свои ограничения, но в этих рамках они многое смогли сделать. Из них, думаю, широкому чита-телю особенно известны два человека. В Ленинграде это Виталий Старцев, который, например, все знал о штурме Зимнего дворца. К сожалению, хотя у него есть и книжечка, и статьи об этом событии, он не написал всего, что знал (у него есть немало важных работ, посвященных другим темам). В Москве это Генрих Иоффе, очень живой и хорошо пишущий историк, что было редко-стью в советское время.

Также была так называемая ленинградская школа историков революции, в ко-торую, помимо Старцева, входили Юрий Токарев, Олег Знаменский, Рафаил Ганелин, Геннадий Соболев, Ханан Астрахан. В Москве я бы еще назвал Вик-тора Миллера. Многие их тексты, однако, были достойно оценены только спе-циалистами, которые могли найти там нужную информацию.

Существует мнение, что о революции уже все известно, — и непонятно, чем там еще заниматься. Это очень любопытно в контексте юбилейного, 2017 года, особенно если сравнивать с юбилеем начала Первой мировой войны, которую называли неизвестной и забытой. Про революцию же все что-то знают, иногда свое знание преувеличивают, и все имеют собственное мнение.

— А для вас, как для историка, какой ключевой или самый интересный момент революции?

— Сложно выделить что-то одно. Разные эпизоды интересны по-разному и тре-буют разных исторических вопросов. Но если говорить о поворотном моменте, то это, с одной стороны, Февраль, а с другой стороны — , имен-но после которого сценарий Гражданской войны стал неизбежен. Иногда мы, честно говоря, преувеличиваем значение Октября, как и значение большевиков и Ленина.

Баррикады на Литейном проспекте в Петрограде. Февраль 1917 года РИА «Новости»

— Почему интерес к теме революции за границей и в России падает?

— Есть такое наивное убеждение, что революция понятна. Есть и другие темы, ставшие популярнее: зарубежные исследователи больше занимаются 1930-ми годами, а сейчас и послевоенным периодом. Действительно, сравнительное открытие архивов было более важным для изучения 1920-х и 1930-х годов, чем для изучения революции, и люди бросились на совершенно неоткрытые сюжеты. Были и другие темы, которые увлекли моих аспирантов, например история церкви и религии.

— Я бы сказал, что есть несколько основных направлений, которыми надо заниматься. Во-первых, свои результаты всегда дает тщательное освоение архивных коллекций. Не нужно рассчитывать на то, что вы найдете какие-то секреты и тайны. Речь идет о более детальном, более глубоком изучении известных вещей. Например, я здесь отмечу работу историка Андрея Ни-ко-лаева, завкафедрой РГПУ имени Герцена. Он очень глубоко занимался фон-дами Государственной думы и ее архивами и написал серьезную работу о Го-сударственной думе в Февральской революции, которая нас приближает к по-ниманию роли Думы в это время. Или, например, Александр Рабинович, кото-рый изучал роль большевиков в революции. Архивы по-прежнему ждут тща-тельных исследователей.

Одно из самых интересных направлений, которые можно изучать, — это ло-кальные истории Гражданской войны. Обычно мы ограничиваемся Петро-градом и тем, что происходило там. Американский историк Питер Холквист изучал то, что происходило на Дону во время Первой мировой войны, рево-люции и Гражданской войны. У него в трудах показан локальный конфликт в россий-ском и европейском контексте, и таким образом он показал картину большой гражданской войны.

Третье направление, которым надо заниматься, — это изучение культурного фона революции и Гражданской войны. Под этим я подразумеваю и изучение политической символики, и общественного сознания в это время.

— Расскажите о ваших работах, что вы считаете главным в них?

— Когда я говорю о своих работах, я имею в виду не только себя, но и своих учеников. Главный мой интерес связан с политической культурой российской революции. Одна из книг, «Символы власти и борьба за власть», посвящена символике революции. Она о том, как вокруг символов возникают политиче-ские конфликты — это могут быть и , и, например, пого-ны. И такие конфликты происходят без участия политических партий, о кото-рых чаще всего пишут историки. Еще одна книга, «„Трагическая эротика“: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны», — о том, как царя и его родственников воспринимали во время Первой мировой войны. Один из моих любимых источников — это дела об оскорблении членов импе-раторской семьи, из которых видно, как относились к царю и его близким.

Наконец, я много занимаюсь темой культа вождя после свержения монархии. Столетиями все жили при монархии, и неожиданно возникла необходимость придумывать новые слова и ритуалы, которые бы описывали политических лидеров. Это своего рода протосоветские термины: был найден определенный язык, слова, которыми описывали . И интересно, что те же слова потом стали советскими терминами. Кроме того, белые тоже многое взяли из истории российской революции и порой использовали те же слова.

— Есть ли у вас симпатии к той или иной стороне среди участников событий 1917 года? К какой-нибудь партии, к какому-нибудь политику?

— Надеюсь, что нет. Для такой истории, которую я пытаюсь писать, важно понять всех. Антрополог, который изучает какое-то племя, не говорит тузем-цам, что они дураки и неправильно описывают гром и молнии или приливы и отливы. Я тоже стараюсь понять разных участников событий и их логику, их мотивы поведения. Например, я пишу книгу, которая посвящена культу Керенского. Но я не отождествляю себя с Керенским или с его противниками, хотя и считаю, что иногда к нему современники и историки относились не-справедливо. Это не значит, что я его собираюсь выставить рыцарем на белом коне, которым он не был. Часто люди себя отождествляют с акторами. Поэто-му сейчас историческая полемика иногда идет как битва истпартов Истпарт — Комиссия по истории Октябрь-ской революции и РКП (б) (1920-1928), занималась сбором и систематизацией сведений о революции. — либе-ральных, анархистских, националистических, православных. И нам с этим жить. Столетний юбилей революции не прекратит эту полемику, общей кон-цепции не будет. Но есть более важная вещь. Качество этой дискуссии важнее достижения консенсуса. Куча орущих людей, как это бывает у нас в телевизоре, не создает ситуации диалога. Но есть история революции, в которой мы все заинтересованы. И это дает нам шанс для рационализации исторического сознания. А рационализация исторического, а значит, и политического созна-ния — актуальнейшая задача для нас всех.